 |
| Владимир Иванов-Ардашев в музейных фондах. 2006 год. Кстати, маузер необычный, марки «БОЛО» («большевистский»), полицейская модель, кою немцы поставляли в «красную» Москву для ОГПУ. Модификация 7,63-мм пистолета Маузер К.96 фирмы «Waffenfabrik Mauser». |
| |
Пока гость из Москвы, прозаик Александр Проханов, побывавший в канун 80-летнего юбилея на авиационном заводе им. Ю.А. Гагарина (КнААЗ) в Комсомольске-на-Амуре, пребывает в восхищении от оборонки на Дальнем Востоке, другой публицист, хабаровский историк Владимир Иванов-Ардашев рассказал, чем жила и живет сегодня оружейная провинция Хабаровского края.
Он даже написал книгу «Судьба оружейников» о некогда секретном производстве в городе Амурске, которое уходит в небытие. Его противоположный взгляд на оборонку в регионе нас и заинтересовал.
- Владимир Васильевич, давая интервью журналистам, писатель Александр Проханов назвал КнААЗ «бриллиантом Дальнего Востока». Правда сказал, что сам регион «в последние десятилетия как будто затих, увял, потускнел...». И все же, в Комсомольске-на-Амуре он увидел «перспективу жизни». Почему все-таки оборонка у нас играет такую большую роль в жизни, является неким жизнеопределяющим фактором развития или, как в вашем романе - ее затуханием?
- Я немало лет проработал в оборонке. Видел, как говорится, и шквал заказов времен афганской войны, и кризис девяностых. И хотя как заводской журналист мог бы отказаться, ссылаясь на занятость, сам напрашивался в ночные смены. Помните, было такое слово - штурмовщина? Это когда в конце месяца работников заводоуправлений гоняли в цеха, как на уборку овощей в подшефном совхозе.
И подневольные инженеры, экономисты, лаборанты таскали ящики для снарядов и паковали продукцию, а рабочие посмеивались, не желая заниматься такими невыгодными операциями. Да, в оборонке было всякое, но не эти казусы, не просчеты в организации труда, а сама специфика, атмосфера и житейские ситуации - вот это и представляло интерес. И какой бы ни была тогдашняя пропаганда, заигрывание с рабочим классом, я с уважением отношусь к оружейникам и считаю, что их незаслуженно забыли.
- То есть снова нужны производственные романы и героические персонажи, кующие щит отчизны, чтобы жизнь кипела?
- Нет, конечно. Время прошло, как и таких книг, тем более заказных и пропагандистских, я думаю, тоже уже обществу не надо. Хотя и в них было немало интересного, созвучного эпохе. Речь идет о самой тематике и оборонных городах, ныне словно вычеркнутых из книги жизни.
Сам я историк по образованию, был археологом, и руины цивилизаций - моя профессия. Но умиляться гибнущей оружейной провинцией было бы жестоко и цинично.
- Кстати, об археологии. В предыдущей книге «Оружейная поляна» вы отправили героиню на раскопки древней крепости, вскружили ей голову древними битвами. Ну, а каково ей в повседневной жизни, на оборонном предприятии, да еще в заводской общаге?
- Думаю, неплохо. Книга ведь о любви, о молодых людях, умеющих радоваться наперекор всему.
- А как же секретность? Тема ведь специфичная, не всякого пустят на режимное предприятие.
- Да, когда я начинал работать над романом, многое было запретным. Даже телефонное прослушивание и камеры наблюдения на заводской территории нельзя было упоминать. Сейчас же средства электронного контроля используются повсеместно, и это - в порядке вещей. Нужно быть реалистом и учитывать сегодняшнюю специфику, а не путаться в общих рассуждениях.
- Но ведь пророческая книга Оруэлла о всевидящем оке и тотальном контроле до сих пор актуальна и кого-то сильно задевает?
- Да, книга актуальна, но к теме оборонки не относится, это - вообще проблема современного общества. И мои персонажи, включая главного заводского «секьюрити», опекающего молодежь и прессу, это - обычные люди со своими житейскими заботами, а не какие-то ходульные образы, и они вполне реальны.
- А что запомнилось больше всего на оборонных заводах?
- Вначале - шок от масштабов производства, потом - привычка. И это быстрое привыкание к оружию и боеприпасам поразило больше всего. Особенно после ночных смен на конвейере, когда и сам превращаешься в робота. И еще - девушки, молодые и симпатичные женщины, которых так много в оборонке. Даже не верилось, что можно болтать о чем-то своем, житейском, лакируя отверстия для взрывателей. И даже влюбляться, посмеиваться над подружками.
- А как же героика? Суровые лица ветеранов?
- Были и они. Только мне довелось работать на вполне благополучных в то время предприятиях, где работала в основном молодежь, и даже за вынужденные простои оружейникам платили столько, что бедным учителям и врачам показалось бы немалой зарплатой. И когда в конце девяностых, накануне дефолта уезжал в другой город, мне на заводе задолжали столько, что хватило бы на хороший автомобиль. И выплачивали более двух лет, уже обесценившимися бумажками.
А многие оружейники уезжали тогда со слезами, кто-то обращался в суд, объявлял голодовку, но у меня и в мыслях не было бросать камень в оборонку, не делаю этого и сейчас, хотя директор нашего предприятия, сетовавший на трудности финансирования, позже уехал в Америку. Вот такие причуды на оборонных предприятиях. Мне же остались воспоминания. Большей частью добрые. И я вспоминаю с грустью то время, когда работал редактором заводской многотиражки.
- Наверное, скучноватая все-таки работа? И темы однообразные, сплошные запреты?
- И такое было. Но все же не одна высокая зарплата удерживала на заводе, но и тематика оборонки, а она - многогранна, и когда прочувствуешь ее изнутри, да еще на фоне обнищавшего города, сползающего в неизвестность, это надолго запоминается. И когда я вновь вернулся в археологию, стал музейным работником, руины древних цивилизаций воспринимал уже не так абстрактно…
- Оттого и обложки у ваших книг такие? То каменная маньчжурская обезьяна на проселочной дороге, то свирепый лев на вавилонской башне. Не далековато ли от российской тематики? Или вы, как Александр Проханов, тоже любите мифологизировать?
- Ничуть. Мы, россияне, такие же персонажи всемирной истории, как и древние персы, иудеи. И когда я как археолог размышляю о шумерской богине Иштар, помню, что она была не только богиней любви и красоты, но и войны. А кому, как не русским, помнить о войне? И мои заводские руины - отнюдь не фон, а суть оружейной трагедии, пережитой нашей страной.
Главное в книге - это любовь. И когда героине, образно говоря, удается свить гнездышко среди ржавых артиллерийских гильз, для оборонной промышленности еще не все потеряно.
- И все же город, о котором вы повествуете, обречен. К примеру, ваш коллега - Александр Проханов, считает, что оборонка в России на подъеме. Неужели у нас все так плохо?
- Гораздо хуже. Но зачем упоминать на каждой странице столбы с колючей проволокой или заброшенные заводские цеха, чтобы понять весь трагизм и нелепость недавней конверсии, когда оружейников буквально выталкивали из небольших городов.
Зато сейчас, на руинах бывших ударных строек, появляются новые предприятия и уже поговаривают о возрождении оружейной провинции. Да, где-то что-то модернизируется, это и показывают писателю Проханову, но я то говорю о Граде обреченном - символе нашего поколения, и этот город, канувший в небытие, из памяти не вычеркнуть…
А. Петров.
